Дата публикации: 13.11.1996
Авторы: НИКИШОВ Евгений
Источник: Литературная газета
Место издания: Москва
Страница: 12
Выпуск: 46 “046”

– Что Сундакову хочется делать всегда?
– Учиться.
– А кого из своих учителей вы бы отметили кик глинных и лучших?
– Детей, стариков, одиночество, тишину и природу.

Корреспондент. Виталий Владимирович, насколько мне известно, свою первую экспедицию вы совершили в 17 лет в пустыню КЫЗЫЛКУМ, вторую через год – в КАРАКУМ. Откуда в столь раннем возрасте такая страсть к путешествиям?

Сундаков. Путешествовать я начал гораздо раньше. Уже в 14 лет состоял на учете в милиции за несанкционированные родителями путешествия по стране. Что касается страсти, я абсолютно уверен, она у меня от книг. В детстве я, как и, наверное, все мои сверстники, зачитывался романами Купера, Лондона, Верна. Они будили фантазии и мечты, описывая приключения своих героев. Я убежден, что кинематограф или видео не могут заменить книги. При чтении работает воображение: ты вместе с героями оказываешься в той или иной ситуации, а фильм не оставляет возможности мечтать или думать, его просто смотришь – там все в динамике, все сжато во времени. Книгу же положишь под подушку, а назавтра с нетерпением возвращаешься к ней снова. Через какое-то время перечитываешь ее уже по-другому. Я вообще считаю, что нет ни одного парня, который не мечтал бы путешествовать, другое дело, насколько ты готов к приключениям. До какого-то возраста я был убежден, что дальше своей Алма-Аты, где родился, никуда не уеду. Более того, я тогда думал, что даже на Черном море отдыхают только члены Политбюро. Поэтому сначала я путешествовал в те точки, куда мог добраться реально. Сейчас объясню: город Алма-Ата был поделен на сферы влияния подростков. Шаг влево, шаг вправо карался. То есть если ты попадаешь на чужую территорию, сразу идут разборки. Каждый имел у нас прозвище. Так вот, меня называли Гость, так как я все время посещал чужие территории. Человек может прожить в городе всю свою жизнь и ни разу не побывать на противоположной от его дома стороне. А ведь любой большой город имеет свои параллельные миры: мир художников, поэтов, мир криминальный, мир чиновников, студентов и т.д. И в этих мирах своя философия, свои законы, свой менталитет, свои навыки и знания. В Даосе еще говорили, что “лучше всех путешествует тот, кто путешествует на месте”. И во многом это оправданно, так как для того, чтобы совершить путешествие, необязательно отправляться на другую точку планеты.

Путешественник – очень серьезное слово. Путешественник – человек шествующий, и путь его предполагает цель. Потому что, если нет цели, ни один ветер не будет попутным. Но это должна быть не личная цель. Ты должен найти, увидеть, понять и сделать это достоянием других. Во все времена путешественники были как бы активными микробами, не дававшими закиснуть обществу. По их следам шла политика, торговля, они формировали моду, вкусы. С их помощью цивилизация соотносилась и чувствовала свою многомерность. Вот я думаю, что и сегодня эта роль не стала менее значимой. На самом деле мы ничтожно мало знаем о людях, традициях, культуре, истории других стран, хотя изданы многотомные работы исследователей. Вы знаете, я был буквально поражен, когда оказывался в тех местах, о которых читал или слышал в школе, и обнаруживал, что все совершенно не так. Что даже у авторов, к которым и сегодня наука относится с уважением, как к бесспорным авторитетам, точка зрения очень субъективна.

К. О чем, находясь среди туземцев, вы задумывались, и задавали ли они вам вопросы, на которые вы не могли ответить?

С. Да, безусловно, там я задумывался о таких вещах, которые здесь не придут даже в голову. Я действительно не мог ответить на простейшие вопросы. К примеру, был такой случай: я подарил одному из туземцев шариковую ручку. Другой подошел ко мне и говорит: “Слушай, сделай и мне такую, я подожду”. Я отвечаю, что не могу, и он этого не понимает: почему, если я это имею, я не могу сделать? Вот я и спрашиваю себя: что я, дитя своей собственной цивилизации, что я мог бы сегодня такое изготовить из того, чем ежедневно пользуюсь? И обнаруживается, что почти ничего. Даже то, что могли делать наши предки в прошлом, мы уже сделать не в состоянии. Вот есть такая пословица: “Лыка не вяжет”. То есть раньше все умели вязать лапти, а если человек напивался до такой степени, что даже лапти не мог связать, то говорили: “Да он даже лыка не вяжет”. Обуться, одеться, взять топор и пойти в лес, чтобы жить там, добывая себе все самое необходимое, – мог каждый. Двенадцатилетнего мальчика славяне одного отправляли в лес, и через год отец его забирал оттуда. Это был своеобразный обряд инициации. Он должен был там обустроиться, перезимовать, сделать себе одежду, отлавливать животных и т.д. Сейчас, согласитесь, это кажется просто невероятным, а тогда было вполне естественным. Я не призываю вернуться в лес и вести такой образ жизни. Я хочу, чтобы мы все хотя бы на минуточку задумались: “А чего мы стоим в этой жизни сами, называя тех же туземцев дикарями?”

К. Наверняка в ваших многочисленных экспедициях вам приходилось сталкиваться не только с необычными событиями и фактами, но и со сверхъестественными. Чего только стоит ваша экспедиция “ЗАЗЕРКАЛЬЕ” по аномальным зонам РОССИИ. Не могли бы вы вспомнить какой- нибудь случай, поразивший даже ваше воображение?

С. Таких эпизодов было много. Сначала я хочу немного пояснить: что же такое аномальное, чудеса, мистика? Это то, что недопустимо у нас в связи с общественным мнением, научными или псевдонаучными исследованиями. Мы говорим, что этого не может быть просто потому, что этого не может быть никогда. А я, бывая там, являл собой целый ряд этих мистических явлений. Самое замечательное из них – часы. Что-то такое живое: и сердце стучит, и стрелка двигается. Для них это абсолютно живое существо, как жучок или улитка. Только улитку даже не услышишь. Оставляю часы в шалаше, ухожу на охоту, возвращаюсь – в племени траур. Меня подводят к шалашу, там лианой привязаны часы, и мне сообщают, что они умерли. И когда я их “воскрешаю”, то все падают передо мной на колени – настолько для них это мистическое событие. А когда шаман хантов (северные народы РОССИИ) воскрешает девушку, которая умерла 5 дней назад, и соплеменникам это кажется нормальным, какие чувства испытываю я? Они говорят: “Да нет, здесь-то все понятно: он пошел в то царство, увидел, что ее сердце еще не почернело, и забрал его обратно в мир живых”. Но я расскажу другой случай. Он более понятен, потому что в предыдущий не все готовы поверить. Вот умирает человек и меня допускают к некоему обряду. Все это у тех же хантов. Обряд такой: умершего человека кладут в гроб, к гробу привязывается шест (с одной стороны длинный, с другой короткий). Гроб вместе с этим шестом ставится на две рогатины. С длинной стороны шеста стоит помост (обычная деревянная доска). Члены семьи умершего по очереди поднимаются по этой доске и с помощью шеста приподнимают гроб. Я пока не понимаю, что происходит. Вдруг охотник-хант, сильный мужчина, тоже поднимается на эту доску и не может оторвать шест от рогатины. И он тянет с такой силой, что доска, на которой сам стоит, прогибается и касается земли. То есть очевидно то усилие, которое он прикладывает, чтобы поднять гроб. Тогда все сидящие вокруг понимают, что умерший выбрал для общения с ними этого человека. И начинают задавать свои вопросы, сидя в кружок: и дети, и старики, и женщины. И когда ответом является “ДА” – шест легко отрывается, “НЕТ” – и этот здоровый мужчина не может оторвать гроб от рогатины. Так они общаются с умершими и могут делать это в течение 3 дней. Они задают вопросы, от ответов на которые у меня волосы встают дыбом. Обнаруживается полная осведомленность умершего обо всем, что происходит. И вот ты – свидетель иррационального и мистического, понимаешь тогда, что никакого чуда, в общем, по пониманию всех сидящих вокруг, нет. Это ритуал, к которому они привыкли, который для них естествен. Это значительно большая реальность, чем та, в которой мы живем.

Или еще один случай: я разговариваю с тибетским ламой на плохом английском. Он тоже не большой знаток этого языка. Я напряженно вслушиваюсь, ловлю какие-то знакомые слова, обрывки фраз н на пятнадцатой минуте общения уже ничего не понимаю. Приходит какая-то усталость, опустошение, делаю вид, что слушаю, и вдруг с полной очевидностью понимаю, что все понимаю, и настолько хорошо, что начинаю записывать все, что он мне говорит, только по-русски. И тут вдруг обнаруживаю, что со мной уже давно говорят не по-английски, а по-тибетски. Но все, что он мне говорит, я отчетливо понимаю. А тот английский тренинг просто заставил меня расслабиться. То есть, если бы он просто говорил мне: “расслабься, расслабься”, это не возымело бы никакого эффекта. А он напряг меня до такого состояния, что я непроизвольно расслабился, и вот тогда в меня полилось. Мастер тантры, колдун пао, тушуауа яномами – они не объясняют, они действуют. Настоящий мастер не обучает сам, он создает ситуацию, которая тебя обучает.

И вот этот магический опыт я обнаруживаю повсеместно. Поэтому один из моих внутренних девизов: “НЕ УДИВЛЯЙСЯ, НЕ ВОЗМУЩАЙСЯ, НЕ ОТРИЦАЙ”. Именно с этой установкой я отправляюсь в каждую свою экспедицию. Библейские слова: “По вере вашей воздается вам” я бы перефразировал сейчас так: “По воображению вашему воздается вам”.